Психолог выездной службы «Дома с маяком» Ольга Филатова — о ценности жизни, которая невозможна без разговоров о смерти, о подопечных семьях и поддержке психологов.

— В нашей стране всё ещё существует много предрассудков относительно работы психологов. Многие считают, что это шарлатанство, что разговоры не могут кому-то помочь и так далее. Как с доверием к психологам обстоят дела у подопечных семей хосписа?

— К сожалению, так же, как и во всей стране. Наши подопечные семьи здесь не исключение. Не все идут с радостью на контакт с психологом. Очень часто бывает так, что первый контакт складывается медленно. Может уйти год на то, чтобы потом наше взаимодействие стало регулярным.

— А были случаи в вашей практике, когда человек сначала не доверял психологу, а потом менял свое мнение?

— Конечно. Бывает два вида таких ситуаций. Первая — это так, что описываете вы. Наиболее интересная из этих ситуаций — это когда родители сами каждый раз инициируют встречи и говорят: «Я всё ещё не доверяю вам, я не понимаю, что мы с вами делаем». Я в такой момент всегда соглашаюсь с родителями и говорю: «Да, вы имеете право на это. Но мы встретились уже сегодня, поэтому давайте что-то обсудим».

Вторая группа случаев недоверия выглядит так: есть конкретный запрос от семьи, какая-то проблемная ситуация. Со временем этот запрос мы решаем, и я, как специалист, это со стороны вижу, а родители говорят: «Ну видите, время прошло, а ничего не меняется». И я тут могу сказать: «Почему не меняется? Смотрите, с чего мы начали и к чему пришли». Либо же оставляю всё как есть и говорю: «Мне приятно было с вами общаться. Спасибо, что вы доверили мне свою историю».

— Почему так происходит? Люди ожидают некоего быстрого эффекта и моментального решения всех проблем?

— Это одна из причин, да. А ещё одна звучит так: «Зачем я буду разговаривать с психологом, что, разговор мне вылечит ребёнка?» Меня так часто и спрашивают: «О чём мне разговаривать? Ну поговорим мы с вами, это вернёт здоровье моему ребёнку или как-то ситуацию улучшит?»

— По вашему опыту, что меняется у мамы или папы неизлечимо больного ребёнка, когда они начинают ходить на терапию?

— Во-первых, происходит принятие заболевания. Часто бывает так, что семья встаёт к нам на учёт, а у родителей ещё нет принятия болезни ребёнка. Даже несмотря на то, что об этом заболевании известно не один год. После разговоров начинает приходить понимание, что ты не один. Не в том плане, что у тебя есть муж, жена, друзья, поддержка от близких, а что есть ещё достаточно много людей, у кого дети с заболеваниями и которые продолжают жить эту жизнь. Мне кажется, именно этот момент является зачастую переломным.

Бывает так, что ко мне приходят родители, и я спрашиваю: «Что вы знаете о заболевании своего ребёнка?» И получаю ответ в общих чертах. Родители не интересуются этим не потому, что они какие-то неграмотные, а потому что страшно. И тогда прямо на встрече с их согласия я рассказываю им о чём-то, мы вместе заходим в Интернет, смотрим, обсуждаем. Родители уходят с чуть приоткрытой завесой уже: туда становится возможно ступать самостоятельно.

— Вы убеждаете, объясняете как-то, почему помощь специалиста для семьи с больным ребёнком может быть необходима?

— Психология — дело добровольное. У нас в хосписе нет единого правила, что каждая семья должна ходить на консультацию к психологу. Но когда новая семья встаёт на учёт в «Дом с маяком», то все члены команды всегда стараются прийти познакомиться, рассказать о себе и оставить контакт. Он может пригодиться в будущем: если мы понадобимся, родители смогут написать и позвонить нам. Но мы никогда не настаиваем.

— А сколько примерно подопечных семей хосписа обращаются к психологу?

— Сложно сказать. В обычной жизни мы идём к психологу или психотерапевту на какой-то понятный период. Есть в среднем 10-15 сессий для того, чтобы работать с запросом.

У нас же немного другая история: мы сопровождаем семьи. И в те моменты, когда у семьи что-то перестаёт получаться, мы подключаемся. Фактически мы можем встретиться несколько раз, дальше семья может уйти и не обращаться от месяца до полугода. Потом что-то может случиться, и родители снова обратятся к нам.

Как мне кажется, больше половины подопечных семей хотя бы один раз обращались к нам за психологической помощью.

— В чём специфика работы с такими семьями?

— В семьях с больным ребёнком вся семейная система, все коммуникации выстраиваются вокруг ребёнка.

Запросы идут в основном от родителей. Несмотря на то, что ребёнок требует много внимания и родители всегда рядом с ним, их жизнь тоже продолжается. Они часто спрашивают: «Как нам суметь всё совместить и при этом быть хорошими родителями?»

Мы работаем с самими подопечными ребятами (если это возможно), с их братьями и сёстрами, с другими родственниками, которые проживают вместе с ребёнком. В общем, мы работаем со всей семейной системой. Мы можем прийти в семью и посмотреть, как там всё устроено, в чём там сложности, что не так в коммуникациях, каковы причины проблем.

— О смерти часто говорите с семьями?

— О смерти мы говорим в каждой семье. Есть семьи, которые приходят к психологу и уже готовы на эту тему разговаривать, а есть те, кто не готов.

Эта готовность возникает в процессе нашего взаимодействия. К теме смерти мы обращаемся всегда: там, где появилась жизнь, там будет смерть. Так устроено в природе. Когда мы говорим о смерти, мы начинаем думать о жизни, о её концентрации. Это очень хорошо возвращает в ощущение «здесь и сейчас».

Когда родители говорят: ребёнок скоро умрет, тогда мы говорим: «Да, а сейчас-то что?» Можно жить здесь и сейчас, используя это время, чтобы потом не жалеть. Например, исполнить желание ребёнка — ведь это очень про жизнь.

— А после смерти ребёнка ваша работа с семьями продолжается?

Наша основная работа после того, как ребёнок умирает, — это процесс горевания. После смерти детей я всегда рассказываю семьям, что представляет из себя этот процесс, как он проходит. Мы опираемся на мысли и чувства родителей, чтобы понять, в какой стадии они находятся.

При поддержке Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко

Текст: Виктория Одиссонова

Фото: Ефим Эрихман