20 марта 2018
О том, какие задачи решает социальный работник в Детском хосписе, а еще о любви к детям, вдохновении жить и улыбаться каждому дню — читайте в интервью Коли Лозицкого:
«Я закончил педагогический ВУЗ в Республике Беларусь, преподавал историю 3 года в школе, потом ещё год в России. Оказалось, что детей я просто очень люблю, больше, чем тот предмет, который я преподавал. В России я попал в этот мир благотворительности, в фонд «Старость в радость», это прекрасные люди, мои друзья, я и сейчас продолжаю ездить в дома престарелых, но уже намного реже.
И в какой-то момент я понял, что, наверно, надо уже переходить работать в благотворительность, а не просто быть волонтёром. Моё резюме прочитала Лида Мониава. И она мне написала, мы встретились, и когда я был на собеседовании, я просто понял, что это очень мне по душе и это то, чем бы я хотел заниматься.
Первый год я думал каждый день, что меня уволят. У меня не получалось. Потому что это все абсолютно новое. Я каждый день думал: «Я сделал плохо. Вот здесь у меня были сложные случаи, когда я не мог, я не знал». Было очень тяжело. Но когда ты начинаешь знать и понимать и на практике проходить какие-то моменты, ты уже гораздо увереннее себя чувствуешь, спокойнее.
Ещё я подаю документы за родителей на компенсации за самостоятельно приобретенные технические средства реабилитации. Это значит, что если мама, например, что-то по этой ИПРА захотела купить — для ребенка коляску, тутор, аппарат — все, что угодно — она это приобретает — у нее нет времени, например, съездить в ТЦСО куда-то — она пишет на меня доверенность и я еду, делаю все это за нее.
Также я помогаю получать и списывать технические средства те же самые в ресурсном центре, либо делаю так, чтобы специалист из ресурсного центра приехал к семье на дом. Например, коляска стала мала, ребенку она не подходит — я объясняю родителям, как надо сделать, что нужно сделать, чтобы специалист из ресурсного центра просто приехал на дом, это гораздо удобнее.
Если у родителей какие-то сложности с поликлиникой, я могу приехать в поликлинику, например, если у мамы нет времени и сил бороться. Но сейчас, когда у нас уже очень много семей, я езжу в поликлиники только если какие-то совсем конфликтные ситуации, либо когда мама совсем одна и у нее нет возможности приехать забрать что-то либо оформить. Ну и, соответственно, все консультации по оформлению направления на медико-социальную экспертизу тоже веду я.
Я думаю, что в работе мне очень помогает такой здоровый пофигизм. Такое я бы сказал спокойствие. Я на самом деле довольно спокойный человек. Потому что каждый день ты ездишь в такие места, которые у людей не вызывают симпатии и радости. Где постоянно надо что-то доказывать, сидеть в очереди, к тебе такое отношение... Те, кто там бывают, они наверно знают, что такое пенсионный фонд или МСЭ, либо любое государственное учреждение. Поэтому пофигизм здоровый очень мне помогает. Чувство юмора, потому что бывают всякие ситуации, на которые можно смотреть и с негативной точки зрения, а можно смотреть с другой стороны. Если в твоей работе 99% негатива, то тебе очень сложно будет работать.
Также я думаю, что умение слушать мне очень помогает, потому что ты всегда должен понимать и готовиться к тому, что тебе ответят. То есть ты должен анализировать. Я иду с таким-то запросом — что мне могут ответить, как я могу отреагировать, какие действия мы можем принять, что я должен сказать маме, папе, чтобы они правильно реагировали.
Что еще? Я думаю, что я очень лояльный к людям. Потому что, опять-таки, я работаю с таким контингентом, который... Мы у них всегда что-то просим. И очень часто они тебе это не дают. Если ты на них будешь всегда злиться, то, в первую очередь, тебе самому будет хуже — каждый день ты не можешь быть плохим и агрессивным. И в принципе, я думаю, что все, что я перечислил, это нужно не только с гос. органами, но и с родителями. Ты должен быть лояльным, у тебя должно быть чувство юмора, ты должен уметь слушать, понимать, потому что родители наши в довольно сложных жизненных обстоятельствах и они тоже часто реагируют агрессивно, они озлоблены, они могут быть недовольны и тобой, и жизнью.
Я стараюсь выстраивать, как бы это цинично не звучало, границы с родителями. Есть личная, а есть профессиональная жизнь. Стараюсь дома думать больше о семье и других делах, о друзьях, играю в футбол по возможности. Мое мнение: погружаться только в работу, не замечая жизни вокруг, нельзя. Ты обязательно должен найти ритм в работе. Свой график, по которому тебе было бы комфортно и жить, и работать. Согласие с собой. Если это еще и согласие с коллегами и семьями, то совсем идеально. Еще мне очень помогает мотивация и отдача. Я реально вижу отдачу от своих действий для семей и это помогает мне работать. Я считаю, что можно работать очень хорошо и в интенсивном режиме и уйти через пару лет, оставив после себя дыру на рабочем месте. И никому от этого не будет лучше: ни тебе, ни хоспису, ни семьям, поэтому нужно беречь свои эмоции.
Мне очень нравится, что свой рабочий день я могу планировать сам. У нас есть много-много координаторов, и только от них я получаю запросы. Например: «Николай, нужно оформить вот это Сергею, нужно помочь Маше с вот этим». Я работаю по запросу и, соответственно, планирую сам свою рабочую неделю, свой рабочий день, примерно понимая, когда будут готовы документы у Сережи и когда я смогу поехать в семью к Маше. Выстраиваю таким образом свой рабочий день. Мне это очень нравится — что я все планирую сам. Бывает, конечно, много авральных случаев, когда нужно, например, что-нибудь срочное, но в основном я могу все планировать сам. Я знаю, на какой день, например, мне назначена будет комиссия в МСЭ — это очень удобно.
И в то же время моя работа — это всегда расстояние. Потому что родители живут в одном месте, работают в другом, ТЦСО, либо пенсионный — в третьем. Поэтому я всегда езжу между родителями и организациями, и ты никогда не знаешь, сколько там людей, как быстро ты сможешь все это оформить — один час это займет у тебя либо 3 часа, поэтому мой рабочий день часто бывает ненормированным.
Еще мне запомнился случай, когда я привез ИПРА, и мама заплакала, когда увидела, что все это ребёнку прописано — то, чего она долго добивалась, не могла получить — что у него будут коляски, и тутора на ножки, и обувь ортопедическая. В такой момент ты понимаешь, для чего ты вообще работаешь. Что это не просто приехал, отдал, забрал, получил — а это реально для семей большое счастье, и есть отдача, если есть результат.
Считаю одной из своих задач научить и объяснить. Чтобы в следующий раз мама или папа смогли сделать что-то сами, если есть такая возможность и силы на это.
Также я поставил себе цель, чтобы в МСЭ и не только менялось отношение к Детскому хоспису и нашим детям. Чтобы в них видели не только папки с делами, но и детей, которым очень многое надо, но в это почему-то часто не верят. Чтобы в их родителях видели не «попрошаек» у государства, а людей, которым действительно нужна помощь. Ещё одна задача это возможность реальной помощи родителям здесь и сейчас: чтобы они могли провести это время с детьми или на работе, не затрачивая свою энергию и силы на возню с государством. Ну а ещё мне просто очень интересна моя работа.
Для меня очень важно, чтобы если ты вышел с ребенком в коляске, на него не смотрели как на какого-то... человека, который ниже других. Чтобы на него смотрели доброжелательно. И то, что делают Нюта Федермессер и Лида Мониава — это для меня вообще недосягаемый уровень. И они смогли во многом привлечь общество к этой проблеме. Люди могут обсуждать смерть, говорить о болезнях, видеть красоту этих детей, людей... Потому что ребенок — у него может быть сколиоз, перекос — все равно он остается ребенком. Например, меня очень вдохновляют наши лагеря — когда я могу именно общаться с детьми. Потому что детей я очень люблю. Ребёнок это в первую очередь ребёнок, он хочет играть, общаться, смеяться. Если ты правильно найдешь к нему подход, он останется ребёнком. Он не будет думать, что он не может ходить. По крайней мере, ты должен сделать так, чтобы он в какие-то моменты жизни об этом не думал, а он мог с тобой играть и быть счастливым.
Я научился просто ценить жизнь. Когда я ещё жил в Республике Беларусь, заболела и умерла моя девушка. Это была настоящая трагедия, моя жизнь была разрушена. Хорошо, что я тогда смог уйти в работу. Работа меня просто спасла. Когда ты проходишь эту стадию горевания, озлобленности на мир, ты реально начинаешь ценить самые простые вещи. Для меня было большим открытием, когда я вдруг понял, что я жалею не того человека, который ушел, а именно себя, что я остался такой несчастный один в этом мире, и это было очень отрезвляющее такое состояние, которое мне позволило выйти из этого пике. У меня было несколько таких историй, когда мои близкие люди умирали — лучший мой друг умер, утонул, 22 года ему было — он просто пошел в море, его мама позвонила и сказала, что Сереги нет.
Я думаю, что эти все случаи из жизни, они тоже подвели меня плавно к тому, чтобы я здесь оказался. Мне все говорят: «Вот, ты постоянно улыбаешься, радостный такой»... Ну, потому что мне кажется, человек, который может искренне плакать, он может и искренне улыбаться. Потому что когда у меня был случай с девушкой — я совсем не стеснялся слёз.
Мне очень повезло. Меня все может вдохновлять. Я сам пишу стихи, поэтому вдохновение — оно синоним жизни. Вообще вдохновение — это сама жизнь. Я могу проснуться — мне нравится погода, люди, улыбки, попить чаю... Да все, что угодно. Т.е. мне в этом плане очень повезло. Не нужно искать какой-то особый повод для того, чтобы улыбнуться. И я вообще думаю, что чтобы быть счастливым и иметь вдохновение, не нужно так много. Нужно быть здоровым — потому что если ты болеешь или болеют твои близкие, то уже ты уходишь в минус. У тебя должна быть работа, которая тебе нравится — это тоже есть. И, мне кажется, важно, чтобы у тебя была любовь в жизни, какая-то поддержка, вторая половина, дети — это очень важно на самом деле. Ну, и плюс досуг, который мог бы тебя развивать, интересный. Если он есть — это хорошо. Чтобы ты не просто приходил плюхался на диван, смотрел «Пусть говорят» каждый день. Поэтому меня вдохновляет и работа, и семья, и любовь, и поэзия. Кстати, на тему поэзии — у меня есть стихотворение о моих коллегах, о хосписе и о семьях.
Дом с маяком.
Шагает в утро злая повседневность,
Ей нет границ, её не прошибёшь,
И смерть к живым, испытывая ревность,
Вновь совершает маленький грабёж.
В тревожной неизбежности суровой,
Где тяжесть жизни — главный атрибут,
Спасибо тем, кто жертвовать готовы,
Кого с надеждой ежечасно ждут.
Дом с маяком у берега разлуки,
Спасает души сотен моряков,
И корабли, как бабушкины внуки,
Плывут на свет – он виден далеко.
Дом с маяком — отзывчивая крепость,
Он ласковый, уверенный причал,
И пусть вокруг безумствует свирепость,
Господь любовь до этого зачал.
Прощаясь, уплывают наши дети,
В тумане исчезают паруса,
И если мы могли бы что-то спеть им,
То песню, про родные адреса.
Здесь папа накормил по чайной ложке,
Всё та же в уголке стоит кровать,
И старая тетрадь в смешной обложке,
В ней так любил для мамы рисовать.
На судьбах Бог, оставив свою роспись,
Не знает человеческой тщеты,
Дом с маяком – несокрушимый хоспис,
Последний путь и детские мечты.
В нём Люди с большой буквы,
Вас так много,
Вот новый день родился и горит,
Так же и Вы: из-под сырого смога,
Горите волшебством — держу пари.
PS. Социально-правовое сопровождение семей осуществляется при поддержке Фонда президентских грантов.